В субботу меня пригласили в оперетку в одиннадцать утра. Будет зачитываться речь Хрущева на съезде, посвященная этому ужасу… Семнадцать миллионов утопили в крови для того, чтобы я слушал «рассказ» в оперетке? Нечего сказать! Веселенькая «оперетка»! Веселее «Веселой вдовы»! Кто, когда и чем заплатит нам – русским людям и патриотам – за «ошибки» всей этой сволочи? И доколе они будут измываться над нашей Родиной? Доколе?»
Когда он физически ощутил, что его собственные строки: «И так настойчиво и нежно кто-то От жизни нас уводит навсегда», кажется, сбываются с ним самим, он написал завещание, обращенное к нам всем:
«Жизнь надо выдумывать, создавать. Помогать ей, бедной и беспомощной, как женщине во время родов. И тогда что-нибудь она из себя, может быть, и выдавит! Не надо на нее обижаться и говорить, что она не удалась. Это вам не удалось у нее ничего выпросить. По бедности своего воображения. Надо хотеть, дерзать и, не рассуждая, стремиться к намеченной цели. Этим вы ей помогаете. И ее последнее слово, как слово матери вашей, всегда будет за вас». Лучше не скажешь…
* * *
Александр Вертинский
То, что я должен сказать
Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Закидали их елками, замесили их грязью
И пошли по домам – под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, начнем голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги – это только ступени
В бесконечные пропасти – к недоступной Весне!
Прощание Вертинского
Евгений Евтушенко
Не видел до Вертинского я фрака,
зимой в петлицах не встречал гвоздик.
Он в лакированных ботинках франта
в стране голодной выступать привык.
Но что-то всё никак не привыкалось
к обыденности взяток или краж,
и прелести стукачеств, провокаторств
нам дополняли Родины пейзаж.
«Хороший человек с лицом злодея?! –
о Сталине он думал все дурней. –
Не может злато быть себя златее,
но может быть дерьмо дерьма дерьмей.
Мне не по нраву под ногами моськи
и ваши предсказания погод,
и ваша философия «авоськи» –
всё пхнуть в нее, что уместить могёт.
Я положу конец всем вашим вракам,
болезненным от зависти к моим
взаимоотношеньям братским с фраком.
Он черный панцирь. Я прикрылся им.
Кто я такой – плохой или хороший?
Но все-таки в истерзанной стране
я был ваш брат Пьеро. Я был Пьероша –
так говорили раненые мне.
Я не хочу ни орденов, ни денег.
Я стал хотя безумней, но умней.
Я не желаю дьяволовых сделок
и даже ради Родины моей.
Мне говорят, что ложь есть во спасенье.
Чтобы кормить семью, я лгу и лгу,
но не спасу семью – лишь ложь посею,
и лгать молчаньем тоже не могу!
Мне нравится не пресный скрип кроватей,
а шторм любовный мятых простыней.
Мы, чем перед любимой виноватей,
тем, как ни удивительно, верней.
Так говорю я, Александр Вертинский,
готовый к мятежу и кутежу.
Трех женщин сразу отдаю в артистки,
а сам я из артистов ухожу
туда, где улетает и тает печаль,
туда, где зацветает миндаль».
Евгений Евтушенко, «Новые Известия»
Оценив ситуацию после теракта в России, Департамент государственной безопасности Литвы на заседании в четверг констатировал, что уровень террористической опасности в Литве
ПодробнееВ поисках путей увеличения финансирования национальной обороны государство могло бы взять дополнительные кредиты, говорит президент Литвы Гитанас Науседа.
Подробнее