- Литва по статистике обращений в компании, обеспечивающие различные виды связи, за получением тайной информации в сотни раз опередила другие страны ЕС. Речь идет и о содержании электронных коммуникаций?
- Нет, это данные о продолжительности разговоров, адресатах, месте и времени соединения: кто кому звонил, откуда, в какое время. Тем не менее, цифры показательны – в 2008 году только телефонным операторам поступило 85 тысяч запросов о передаче спецслужбам закрытых данных, в 2009 году - 72 тысячи раз.
Спецслужбы 19 тысяч раз осуществляли тайную проверку интернет-корреспонденции и телефонных переговоров. Это огромные цифры, показывающие, что подобная практика очень распространена у нас, что надо вернуться к классическим методам расследования уголовных дел.
- “Оперативное расследование”, “оперативная работа” - что скрывается за этими терминами?
- Западная практика не знает таких терминов. В демократическом государстве, уважающем права человека, его достоинство, такая практика совершенно неприемлема. Однако есть факты, что эта оперативная работа спецслужбами ведется. Это подтвердила история с прослушиванием журналиста, которая получила огласку: оказалось, что в Департаменте госбезопасности существовало оперативное дело под кодовым названием “Ванагай” (“Ястребы”), в рамках которого велась слежка за журналистами.
Зачем в демократическом правовом государстве следить за журналистами? На этот вопрос никто так и не ответил, но это - нарушение прав человека. Когда есть подозрения, что человек готовится совершить преступление, необходимо возбудить уголовное дело согласно правилам Уголовно-процессуального кодекса. В рамках этого кодекса, если есть необходимость, можно и прослушивать телефонные разговоры, электронную коммуникацию. Но строго в рамках, определенных Уголовно-процессуальным кодексом, под контролем судьи и прокурора. Пока же это делается до возбуждения уголовного дела: следователи идут к прокурору с собранным материалом и просьбой возбудить дело, а по сути – легитимировать эти свои действия. Прокурор оказывается в неудобном положении, но обычно срабатывает корпоративная солидарность. Потом это дело идет в суд. У суда тоже сложная ситуация, потому что обычно что-то в этом деле есть - может быть, нет оснований оправдать человека, но и осудить твердых оснований тоже нет. А так как дела эти обычно слабые, тут появляется давление. Часто применяют метод провокации преступления, которым наши спецслужбы профессионально пользоваться не научились, постоянно нарушая определенные границы и идя на откровенную провокацию.
Недавно было внесено изменение в законодательство, которое изъяло у ДГБ право проводить расследование, но практически бесконтрольная оперативная работа осталась, ведь санкции на прослушивание суды выдают автоматически, отказов практически не бывает. Обоснование формулируется обычно так широко и абстрактно, что не дать санкцию фактически невозможно: “Есть данные, что в разговоре подозреваемый сказал, будто собирается совершить преступление”. Ну как не поверить сотруднику ДГБ?
- А существует какой-то механизм контроля за подобными действиями, ведь мы уже проходили период, когда спецслужбы ни перед кем не отчитывались и были выше критики…
- Уже не первый год существует идея внедрения механизма независимого контроля за спецслужбами. Скажем, человек мог бы пожаловаться на слежку какому-нибудь инспектору, имеющему доступ ко всем этим документам о прослушивании. Один член Сейма предложил после окончания оперативного расследования, материалы которого не передаются для возбуждения уголовного дела из-за отсутствия доказательств вины, сообщать человеку, за которым велась слежка, что в отношении него велась оперативная работа. Бывший подозреваемый имеет право ознакомиться с этим материалом и в течение определенного времени обжаловать действия против него. Если он обжаловать отказывается, тогда материал уничтожается. Пока же никто не знает, где и для чего хранится и собирается этот материал, уничтожается ли. И наверняка у спецслужб есть интерес к некоторым публичным людям, которые часто критично высказываются в отношении определенных властных структур.
Оценив ситуацию после теракта в России, Департамент государственной безопасности Литвы на заседании в четверг констатировал, что уровень террористической опасности в Литве
ПодробнееВ поисках путей увеличения финансирования национальной обороны государство могло бы взять дополнительные кредиты, говорит президент Литвы Гитанас Науседа.
Подробнее